Н. Свиридова и Д. Воздвиженский
Выражение и насыщение сексуального желания содержит в себе два эмоциональных состояния, которые находятся в напряжении друг с другом — любовь и ненависть, которые могут как тормозить, так и побуждать выражение сексуальных чувств. Любое из этих состояний может взять верх — любовь, направляющая желание слияния, и ненависть, направляющая желание отделиться.
Сексуальное желание является неотъемлемо неупорядоченным, потому что содержит в себе зерна конфликта.
Давайте рассмотрим следующую архетипическую историю. Мужчина и женщина обнаруживают, что находятся вдвоем в саду, где больше никого нет. Женщина испытывает соблазн съесть в этом саду плод, есть который ей было запрещено. Она предлагает плод мужчине и тот поддается ее соблазнению. Съев плод, они переходят из состояния невинности в состояние осознавания своей обнаженности. Из-за возникающего чувства стыда они пытаются укрыться от чужих глаз, прикрывая то, что ощущают интимным для себя и в отношениях между ними. Прегрешение пары, однако, оказывается раскрытым, и они утрачивают доступ в сад, потому что нарушили запрет. Они оказываются наказаны: цена уступки своему желанию для нее — это подневольный труд в домашнем хозяйстве, а для него — жизнь, полная тяжелой работы. Эта старозаветная история о мифической изначальной паре, которая рассказывается в Книге Бытия, богата символами, которые можно трактовать по-разному.
Для наших целей наибольший интерес представляет сексуальный символизм. Сексуальное желание проявляется в форме змея и перспективы соития. Притяжение запретного плода обусловлено тем, что он произрастает на древе познания, знание в данном случае относится к опыту разума, но также и к телу: «познать» кого-то значит иметь с ним секс. Познание такого рода запрещает родительская фигура, которая рассматривает его как угрозу своему авторитету и положению. Секрет, для раскрытия которого восстает пара — это секрет вечной жизни: воспроизведение через зачатие своего собственного ребенка, акт, который запускает смену поколений, смещает и устанавливает порядок. «Вечная жизнь» также вытекает из способности партнеров познать самих себя и друг друга, что предоставляет основу для надежных привязанностей, которая передается из поколения в поколение. Пара переходит к сексуальному познанию через бунт против родительского авторитета. Поддавшись искушению, они оказываются изгнанными из фантазийной идиллии детства в монотонную работу брака с опорой на дифференциацию гендерных ролей — такая ее организация убивает желание и, в свою очередь, может запретить сексуальность последующему поколению через смесь зависти и страха. Различные вариации этой истории можно услышать в кабинетах многих психотерапевтов, которые работают с парами и семьями.
Напряжение между велениями сердца и ограничениями конформности продолжает волновать нас на протяжении всей жизни. Темой многих великих викторианских романов является столкновение между миром частных страстей и силами социального порядка и контроля, которое ввергает героев и героинь в пучину конфликта, пока они выбирают между чувством и чувствительностью (по аналогии с названием одного известного романа Джейн Остин). Даже в нашей современной культуре сексуального освобождения высоты сексуального желания ассоциируются не с удобством и одобряемым пространством супружеской постели, но с жаждой недостижимого или того, что можно было бы достичь лишь ценой общественного неодобрения. Даже за социально санкционированный счастливый конец приходится бороться — ход настоящей любви никогда не может протекать гладко, эмоциональный заряд возникает из поиска разрешения невозможного с виду конфликта.
Несмотря на старания общественного контроля, наше желание может скорее подогреваться, нежели снижаться, из-за того, что объект нашего желания является запретным или недоступным. Секретность раздувает пламя запретного желания и страсти, которое иногда может даже усиливаться из-за риска разоблачения и разного рода отлучения, которые за ним могут последовать. Несмотря на то, что сексуальное «познание» в форме либо информации, либо опыта не так сложно приобрести в наши дни, как и в прошлом, аффективный компонент желания может по-прежнему оставаться загадкой.
Попытаемся поразмышлять над этой загадкой.
В основе предложенной З. Фрейдом модели инфантильной сексуальности лежит конфликт между сексуальным влечением и силами социального контроля. Этот конфликт и придает форму структуре Я каждого человека, которое выступает посредником между ними. Для него взрослость и зрелость были связаны с отказом от запретного объекта желания (родителя противоположного пола) через разрешение Эдипова комплекса, который Фрейд полагал универсальным для психического развития, и в качестве примера которого использовал свое прочтение трагедии Софокла Царь Эдип. Если этот конфликт не разрешался, потребность защитить любимые объекты от инцестуозных желаний приводила мальчика/мужчину в состояние «психической импотенции», в результате чего «там, где мужчина любит, он не испытывает желания, а там, где он испытывает желание, он не любит».
Современные теоретики привязанности понимают расщепление между любовью и желанием как нарушение привязанности и сексуальности. Они считают, что забота, привязанность и сексуальность - взаимосвязанные системы поведения, которые активируются внешними стимулами и завершаются тем откликом, который успокаивает движущую поведением эмоцию, которой в случае сексуального поведения является желание.
То есть они говорят, что желание — это эмоция, которое вызывается определенной совокупностью стимулов и тормозится другой совокупностью стимулов. И предполагают, что эти стимулы по сути своей связаны с отношениями.
Они утверждают, что развитие у человека привязанности в младенческом возрасте и, особенно, степень переживаемой надежности могут влиять в дальнейшие годы жизни на качество его отношений с другими людьми и определять, как он будет выражать свою сексуальность.
Сексуальное желание является неотъемлемо неупорядоченным, потому что содержит в себе зерна конфликта.
Давайте рассмотрим следующую архетипическую историю. Мужчина и женщина обнаруживают, что находятся вдвоем в саду, где больше никого нет. Женщина испытывает соблазн съесть в этом саду плод, есть который ей было запрещено. Она предлагает плод мужчине и тот поддается ее соблазнению. Съев плод, они переходят из состояния невинности в состояние осознавания своей обнаженности. Из-за возникающего чувства стыда они пытаются укрыться от чужих глаз, прикрывая то, что ощущают интимным для себя и в отношениях между ними. Прегрешение пары, однако, оказывается раскрытым, и они утрачивают доступ в сад, потому что нарушили запрет. Они оказываются наказаны: цена уступки своему желанию для нее — это подневольный труд в домашнем хозяйстве, а для него — жизнь, полная тяжелой работы. Эта старозаветная история о мифической изначальной паре, которая рассказывается в Книге Бытия, богата символами, которые можно трактовать по-разному.
Для наших целей наибольший интерес представляет сексуальный символизм. Сексуальное желание проявляется в форме змея и перспективы соития. Притяжение запретного плода обусловлено тем, что он произрастает на древе познания, знание в данном случае относится к опыту разума, но также и к телу: «познать» кого-то значит иметь с ним секс. Познание такого рода запрещает родительская фигура, которая рассматривает его как угрозу своему авторитету и положению. Секрет, для раскрытия которого восстает пара — это секрет вечной жизни: воспроизведение через зачатие своего собственного ребенка, акт, который запускает смену поколений, смещает и устанавливает порядок. «Вечная жизнь» также вытекает из способности партнеров познать самих себя и друг друга, что предоставляет основу для надежных привязанностей, которая передается из поколения в поколение. Пара переходит к сексуальному познанию через бунт против родительского авторитета. Поддавшись искушению, они оказываются изгнанными из фантазийной идиллии детства в монотонную работу брака с опорой на дифференциацию гендерных ролей — такая ее организация убивает желание и, в свою очередь, может запретить сексуальность последующему поколению через смесь зависти и страха. Различные вариации этой истории можно услышать в кабинетах многих психотерапевтов, которые работают с парами и семьями.
Напряжение между велениями сердца и ограничениями конформности продолжает волновать нас на протяжении всей жизни. Темой многих великих викторианских романов является столкновение между миром частных страстей и силами социального порядка и контроля, которое ввергает героев и героинь в пучину конфликта, пока они выбирают между чувством и чувствительностью (по аналогии с названием одного известного романа Джейн Остин). Даже в нашей современной культуре сексуального освобождения высоты сексуального желания ассоциируются не с удобством и одобряемым пространством супружеской постели, но с жаждой недостижимого или того, что можно было бы достичь лишь ценой общественного неодобрения. Даже за социально санкционированный счастливый конец приходится бороться — ход настоящей любви никогда не может протекать гладко, эмоциональный заряд возникает из поиска разрешения невозможного с виду конфликта.
Несмотря на старания общественного контроля, наше желание может скорее подогреваться, нежели снижаться, из-за того, что объект нашего желания является запретным или недоступным. Секретность раздувает пламя запретного желания и страсти, которое иногда может даже усиливаться из-за риска разоблачения и разного рода отлучения, которые за ним могут последовать. Несмотря на то, что сексуальное «познание» в форме либо информации, либо опыта не так сложно приобрести в наши дни, как и в прошлом, аффективный компонент желания может по-прежнему оставаться загадкой.
Попытаемся поразмышлять над этой загадкой.
В основе предложенной З. Фрейдом модели инфантильной сексуальности лежит конфликт между сексуальным влечением и силами социального контроля. Этот конфликт и придает форму структуре Я каждого человека, которое выступает посредником между ними. Для него взрослость и зрелость были связаны с отказом от запретного объекта желания (родителя противоположного пола) через разрешение Эдипова комплекса, который Фрейд полагал универсальным для психического развития, и в качестве примера которого использовал свое прочтение трагедии Софокла Царь Эдип. Если этот конфликт не разрешался, потребность защитить любимые объекты от инцестуозных желаний приводила мальчика/мужчину в состояние «психической импотенции», в результате чего «там, где мужчина любит, он не испытывает желания, а там, где он испытывает желание, он не любит».
Современные теоретики привязанности понимают расщепление между любовью и желанием как нарушение привязанности и сексуальности. Они считают, что забота, привязанность и сексуальность - взаимосвязанные системы поведения, которые активируются внешними стимулами и завершаются тем откликом, который успокаивает движущую поведением эмоцию, которой в случае сексуального поведения является желание.
То есть они говорят, что желание — это эмоция, которое вызывается определенной совокупностью стимулов и тормозится другой совокупностью стимулов. И предполагают, что эти стимулы по сути своей связаны с отношениями.
Они утверждают, что развитие у человека привязанности в младенческом возрасте и, особенно, степень переживаемой надежности могут влиять в дальнейшие годы жизни на качество его отношений с другими людьми и определять, как он будет выражать свою сексуальность.
Н. Свиридова и Д. Воздвиженский
Сферу сексуальности можно рассматривать как сцену для разыгрывания драм привязанности, в которых человек «ищет, устанавливает, утрачивает и возвращает себе эмоциональную связь и близость».
Сексуальность можно условно разделить на сексуальность надежды (где присутствует уверенность в возможности реализовывать и развивать привязанность во взрослом возрасте через сексуальные отношения, которые включают чувства не только любви, но и желания), и сексуальность отчаяния (где отсутствие такой уверенности, которая истощается прошлыми и настоящими провалами привязанности, делает человека предрасположенным к сексуальности иной, например, садомазохистической).
Размышляя о «сексуальности надежды», Месслер-Дэвис (2005) пишет: “Именно аффективное состояние, которое я называю «приятным предвкушением», удерживает усиливающееся сексуальное и эмоциональное возбуждение, делая его переносимым и даже приятным лишь потому, что оно также позволяет удерживать в голове веру в то, что в конечном счете будет получено сексуальное удовлетворение и разрядка”.
Она предлагает нам вернуться к тому, что происходит между матерью и ребёнком — это своего рода эротический танец, где в этих самых ранних циклах возбуждения и успокоения начинает формироваться способность ребенка верить в итоговое удовлетворение состояний интенсивной нуждаемости и рассчитывать на него. «Способность младенца удерживать состояния фрустрации и/или возбуждения и по факту даже получать от них удовольствие, предвкушая в то же время их разрешение, начинает формировать физиологический субстрат для способности переживать в дальнейшем эротическое удовольствие». Именно в этом танце формируется его сексуальная идентичность.
Ранние стадии любовных отношений вбирают в себя поведение, которое напоминает паттерны отношений между матерью и младенцем - тот самый эксклюзивный контакт (взгляды, прикосновения и т.д.).
И во взрослых отношениях процесс исследования тела партнера и наслаждения им отмечает особый характер этих отношений, привилегированный доступ, который один дает второму, и символическую, а также физическую близость. Желание оставаться сонастроенным, отзываться на каждое движение, жест, лепет и непереносимость любой сепарации указывает на прекрасное регрессивное состояние сознания, которое предоставляют эти натуральные «стимуляторы» и «депрессанты», с которыми большинство препаратов не идет ни в какое сравнение (разумеется, при влюбленности есть и эндогенное «опьянение» морфием и феромонами). В действительности, те области мозга, которые активируются любовью матери — это те же самые области, которые активируются при романтической любви, при этом используются те же нейронные пути, что и при зависимости (Fonagy & Bateman, 2006).
Ключевое различие между «любовниками» в младенческом и взрослом возрасте заключается в том, что лишь в последнем случае человек получает возможность полностью интегрировать сексуальные чувства и взаимодействовать с ними.
Неприемлемое взаимодействие с сексуальными чувствами маленького ребенка или вторжение взрослой сексуальности в опыт ребенка (как в случаях сексуального насилия над детьми) может серьезно повредить сексуальному развитию и обусловить расстройство желания в более позднем возрасте. В ходе более распространенного варианта развития с большей степенью вероятности произойдет нечто противоположное: сексуальностью маленького ребенка будут пренебрегать.
Холмс (2007) пишет, что основы «хорошего секса» дают обоим партнерам возможность контакта с их собственным индивидуальным эротическим воображением в контексте происходящего между ними, тогда «мышление и тело образуют тандем». Холмс опирается на предложенный Винникоттом образ ребенка с надежной привязанностью, который может свободно играть в одиночестве в присутствии матери, будучи уверенным, что мать на месте и что она не будет вторгаться в его игру. Способность быть одному в присутствии другого является одним из оснований приносящего удовольствие секса, однако, помимо этого также необходима взаимность, которая возникает из способности познать субъективное состояние своего партнера и слиться с ним.
Сексуальность можно условно разделить на сексуальность надежды (где присутствует уверенность в возможности реализовывать и развивать привязанность во взрослом возрасте через сексуальные отношения, которые включают чувства не только любви, но и желания), и сексуальность отчаяния (где отсутствие такой уверенности, которая истощается прошлыми и настоящими провалами привязанности, делает человека предрасположенным к сексуальности иной, например, садомазохистической).
Размышляя о «сексуальности надежды», Месслер-Дэвис (2005) пишет: “Именно аффективное состояние, которое я называю «приятным предвкушением», удерживает усиливающееся сексуальное и эмоциональное возбуждение, делая его переносимым и даже приятным лишь потому, что оно также позволяет удерживать в голове веру в то, что в конечном счете будет получено сексуальное удовлетворение и разрядка”.
Она предлагает нам вернуться к тому, что происходит между матерью и ребёнком — это своего рода эротический танец, где в этих самых ранних циклах возбуждения и успокоения начинает формироваться способность ребенка верить в итоговое удовлетворение состояний интенсивной нуждаемости и рассчитывать на него. «Способность младенца удерживать состояния фрустрации и/или возбуждения и по факту даже получать от них удовольствие, предвкушая в то же время их разрешение, начинает формировать физиологический субстрат для способности переживать в дальнейшем эротическое удовольствие». Именно в этом танце формируется его сексуальная идентичность.
Ранние стадии любовных отношений вбирают в себя поведение, которое напоминает паттерны отношений между матерью и младенцем - тот самый эксклюзивный контакт (взгляды, прикосновения и т.д.).
И во взрослых отношениях процесс исследования тела партнера и наслаждения им отмечает особый характер этих отношений, привилегированный доступ, который один дает второму, и символическую, а также физическую близость. Желание оставаться сонастроенным, отзываться на каждое движение, жест, лепет и непереносимость любой сепарации указывает на прекрасное регрессивное состояние сознания, которое предоставляют эти натуральные «стимуляторы» и «депрессанты», с которыми большинство препаратов не идет ни в какое сравнение (разумеется, при влюбленности есть и эндогенное «опьянение» морфием и феромонами). В действительности, те области мозга, которые активируются любовью матери — это те же самые области, которые активируются при романтической любви, при этом используются те же нейронные пути, что и при зависимости (Fonagy & Bateman, 2006).
Ключевое различие между «любовниками» в младенческом и взрослом возрасте заключается в том, что лишь в последнем случае человек получает возможность полностью интегрировать сексуальные чувства и взаимодействовать с ними.
Неприемлемое взаимодействие с сексуальными чувствами маленького ребенка или вторжение взрослой сексуальности в опыт ребенка (как в случаях сексуального насилия над детьми) может серьезно повредить сексуальному развитию и обусловить расстройство желания в более позднем возрасте. В ходе более распространенного варианта развития с большей степенью вероятности произойдет нечто противоположное: сексуальностью маленького ребенка будут пренебрегать.
Холмс (2007) пишет, что основы «хорошего секса» дают обоим партнерам возможность контакта с их собственным индивидуальным эротическим воображением в контексте происходящего между ними, тогда «мышление и тело образуют тандем». Холмс опирается на предложенный Винникоттом образ ребенка с надежной привязанностью, который может свободно играть в одиночестве в присутствии матери, будучи уверенным, что мать на месте и что она не будет вторгаться в его игру. Способность быть одному в присутствии другого является одним из оснований приносящего удовольствие секса, однако, помимо этого также необходима взаимность, которая возникает из способности познать субъективное состояние своего партнера и слиться с ним.
Педро Луис Раота
Признавая, что сексуальная система зарождается начиная с младенческого возраста и разворачивается в дальнейшем, Хёрд и Лейк (1997) предполагают, что во взрослой жизни она имеет три функции: репродуктивную функцию (обеспечивает сохранение вида и способствует развитию взрослых, превращая их в родителей); служит для увеличения и сохранения витальности парных отношений (посредством наращивания и разрядки тех интенсивных аффективных переживаний, которые дает секс); а также обладает защитной функцией (предлагает отвлечение от тревоги разделения, одиночества и внутреннего конфликта посредством механистического секса или мастурбации).
Первый из этих тезисов поддерживают те, кто заявляет, что функция сексуального поведения, которое выливается из переживания желания, — это создание условий, при которых во взрослой паре смогут развиться близость и привязанность. Это считается важным с эволюционной точки зрения не только для того, чтобы смогло произойти зачатие, но и для создания стабильных взрослых отношений, в которых высока вероятность защитить детей и предложить им оптимальные перспективы развития. С этой точки зрения желание и сексуальное поведение рассматриваются как наиболее важные на заре романтических отношений и предназначены для того, чтобы удерживать партнеров вместе физически достаточно долгое время, чтобы между ними образовалась эмоциональная привязанность. После установления привязанности желание может пойти на спад, и сексуальная активность становится менее частой и важной. Но так ли это?
Вторая из функций предполагает, что сексуальность и желание способствуют поддержанию витальности между взрослыми партнерами в долгосрочных парных отношениях. Секс между партнерами, которые привязаны друг к другу, обладает способностью стимулировать выработку опиатов (окситоцина), которые могут оказывать успокаивающее воздействие и укреплять привязанность партнеров друг к другу. Когда родитель успокаивает плачущего младенца, он начинает ассоциироваться у него с облегчением неприятных чувств. Похожим образом в результате повторяющихся успокаивающих взаимодействий, включая разрядку напряжения, которая происходит во время сексуального пика, любовник начинает ассоциироваться со снижением стресса и успокоением. Похоже, что в узы привязанности перерастают те отношения, в которых сильное физиологическое возбуждение снова и снова находит облегчение с одним и тем же человеком в контексте тесного физического контакта. Именно в этом, разумеется, заключается реальная угроза, которая скрывается в изменах: не столько в разрыве сексуальной эксклюзивности, сколько в возможности развития эмоциональной вовлеченности. Возможно, поэтому, те, кто предоставляет сексуальные услуги, избегают характерных для влюбленных поцелуев, объятий и контакта взглядов?
Их третий тезис приглашает нас рассмотреть, что именно мы понимаем под расстройствами желания. Легко противопоставить сексуальность надежды, которая связана с надежной привязанностью, сексуальности отчаяния, которая связана с ненадежной привязанностью и проявляется в эмоционально невовлеченном сексуальном поведении «избегающего» взаимодействия или в усиленной сексуальной активности «озабоченного» взаимодействия, в основе которого лежит страх покинутости. Результатом таких конфликтов в детстве и в более поздние годы жизни могут стать контролирующие паттерны поведения.
Ключевой аспект адаптации в переходе от детской привязанности к привязанности во взрослых парных отношениях касается взаимности: способности гибко и адекватно переключаться между тем, чтобы давать и получать заботу в отношениях. Секс может быть поставлен на службу потребностей получать и давать заботу, он может становиться средством развития и поддержания связей в паре, а также может продвигать аспекты компаньонских отношений, обмена ролей в отношениях заботы и разделения интересов, которые являются внешними проявлениями надежных взрослых отношений.
Вернемся к нашей архетической истории. Таким образом мы можем сказать, что пара изгнанная из рая вполне может оказаться мужчиной и женщиной, которые могут следовать за своим желанием удовольствия и съесть плод с древа познания, свободные стимулировать свое «томление по близости, слиянию и переплетению, которое подразумевает одновременно преодоление барьера и объединение в единое целое с избранным человеком». Они могут знать о том, что переступают через родительские запреты, и принимать это в себе, отпускать идеализированное детство, быть готовыми нарушать границы и затем обретать/удерживать ощущение своих отдельных идентичностей через установление своей собственной пары. И установить в итоге то, что Бриттон (1989) описывает как функционирование «третьей позиции», способность быть эмоционально вовлеченным в других без подрыва своей способности наблюдать за своим собственным опытом и опытом других.
Мы можем резюмировать, что расстройства желания можно рассмотреть применительно к ненадежным паттернам привязанности, где способность занимать «позицию третьего», скорее всего, будет ограниченной или отсутствовать. Например, мы можем ожидать, что избегающая привязанность связана с отношениями низкой эмоциональной интенсивности, например, со связями на одну ночь, прибеганием к услугам проституток, или, например, с посещением порнографических вебсайтов. Альтернативным образом секс может использоваться людьми с тревожной привязанностью для усиления эмоциональной интенсивности, для того, чтобы выковывать и поддерживать отношения с другими людьми, возможно, через промискуитетное поведение. Паттерны поведения жесткого обращения в детстве также могут бессознательно воспроизводиться в сексуальной сфере во взрослой жизни, что приводит к сексу по принуждению или вторжению.
Когда мы помещаем расстройства желания в такие отношенческие контексты, это возвращает нас к аффектам любви и ненависти, а также к тому, что описывалось как «ядерный конфликт» пары: поиск баланса между потребностью в близости и поддержанием и развитием целостности автономного Я.
Первый из этих тезисов поддерживают те, кто заявляет, что функция сексуального поведения, которое выливается из переживания желания, — это создание условий, при которых во взрослой паре смогут развиться близость и привязанность. Это считается важным с эволюционной точки зрения не только для того, чтобы смогло произойти зачатие, но и для создания стабильных взрослых отношений, в которых высока вероятность защитить детей и предложить им оптимальные перспективы развития. С этой точки зрения желание и сексуальное поведение рассматриваются как наиболее важные на заре романтических отношений и предназначены для того, чтобы удерживать партнеров вместе физически достаточно долгое время, чтобы между ними образовалась эмоциональная привязанность. После установления привязанности желание может пойти на спад, и сексуальная активность становится менее частой и важной. Но так ли это?
Вторая из функций предполагает, что сексуальность и желание способствуют поддержанию витальности между взрослыми партнерами в долгосрочных парных отношениях. Секс между партнерами, которые привязаны друг к другу, обладает способностью стимулировать выработку опиатов (окситоцина), которые могут оказывать успокаивающее воздействие и укреплять привязанность партнеров друг к другу. Когда родитель успокаивает плачущего младенца, он начинает ассоциироваться у него с облегчением неприятных чувств. Похожим образом в результате повторяющихся успокаивающих взаимодействий, включая разрядку напряжения, которая происходит во время сексуального пика, любовник начинает ассоциироваться со снижением стресса и успокоением. Похоже, что в узы привязанности перерастают те отношения, в которых сильное физиологическое возбуждение снова и снова находит облегчение с одним и тем же человеком в контексте тесного физического контакта. Именно в этом, разумеется, заключается реальная угроза, которая скрывается в изменах: не столько в разрыве сексуальной эксклюзивности, сколько в возможности развития эмоциональной вовлеченности. Возможно, поэтому, те, кто предоставляет сексуальные услуги, избегают характерных для влюбленных поцелуев, объятий и контакта взглядов?
Их третий тезис приглашает нас рассмотреть, что именно мы понимаем под расстройствами желания. Легко противопоставить сексуальность надежды, которая связана с надежной привязанностью, сексуальности отчаяния, которая связана с ненадежной привязанностью и проявляется в эмоционально невовлеченном сексуальном поведении «избегающего» взаимодействия или в усиленной сексуальной активности «озабоченного» взаимодействия, в основе которого лежит страх покинутости. Результатом таких конфликтов в детстве и в более поздние годы жизни могут стать контролирующие паттерны поведения.
Ключевой аспект адаптации в переходе от детской привязанности к привязанности во взрослых парных отношениях касается взаимности: способности гибко и адекватно переключаться между тем, чтобы давать и получать заботу в отношениях. Секс может быть поставлен на службу потребностей получать и давать заботу, он может становиться средством развития и поддержания связей в паре, а также может продвигать аспекты компаньонских отношений, обмена ролей в отношениях заботы и разделения интересов, которые являются внешними проявлениями надежных взрослых отношений.
Вернемся к нашей архетической истории. Таким образом мы можем сказать, что пара изгнанная из рая вполне может оказаться мужчиной и женщиной, которые могут следовать за своим желанием удовольствия и съесть плод с древа познания, свободные стимулировать свое «томление по близости, слиянию и переплетению, которое подразумевает одновременно преодоление барьера и объединение в единое целое с избранным человеком». Они могут знать о том, что переступают через родительские запреты, и принимать это в себе, отпускать идеализированное детство, быть готовыми нарушать границы и затем обретать/удерживать ощущение своих отдельных идентичностей через установление своей собственной пары. И установить в итоге то, что Бриттон (1989) описывает как функционирование «третьей позиции», способность быть эмоционально вовлеченным в других без подрыва своей способности наблюдать за своим собственным опытом и опытом других.
Мы можем резюмировать, что расстройства желания можно рассмотреть применительно к ненадежным паттернам привязанности, где способность занимать «позицию третьего», скорее всего, будет ограниченной или отсутствовать. Например, мы можем ожидать, что избегающая привязанность связана с отношениями низкой эмоциональной интенсивности, например, со связями на одну ночь, прибеганием к услугам проституток, или, например, с посещением порнографических вебсайтов. Альтернативным образом секс может использоваться людьми с тревожной привязанностью для усиления эмоциональной интенсивности, для того, чтобы выковывать и поддерживать отношения с другими людьми, возможно, через промискуитетное поведение. Паттерны поведения жесткого обращения в детстве также могут бессознательно воспроизводиться в сексуальной сфере во взрослой жизни, что приводит к сексу по принуждению или вторжению.
Когда мы помещаем расстройства желания в такие отношенческие контексты, это возвращает нас к аффектам любви и ненависти, а также к тому, что описывалось как «ядерный конфликт» пары: поиск баланса между потребностью в близости и поддержанием и развитием целостности автономного Я.
Рут Оркин, 1951
В противоположность партнерам с надежной привязанностью и способностью к интимной вовлеченности друг в друга, пары, которые боятся сексуального желания в отношениях любви, не позволяют себе почувствовать возбуждающую потерю контроля в страстном сексуальном взаимодействии друг с другом. В то время как они якобы желают экстатического слияния, вместо этого такие партнеры увековечивают в своих отношениях то слияние, которое убивает желание. Они остаются запертыми в ловушке райского сада, где над ними царит родительский запрет. Возможно, на самом деле, они боятся уступить половому акту, который угрожает выпустить из-под контроля вытесненные чувства, страхи. Они избегают слияния, которое одновременно и угрожает им, и возбуждает. Такие пары описывают свои отношения как полную идиллию во всем, за исключением секса, который они описывают как неудовлетворительный с самого начала. Обращаясь за помощью, такие пары могут формулировать очень специфическую сексуальную проблему, например, возможно, их обескураживают сложности достижения эрекции или оргазма.
Динамика и нарушения желания часто является фокусом психоаналитической психотерапии с парами. Терапевтический процесс подразумевает создание условий, в которых есть возможность начать размышлять о себе, о партнере, об отношениях. По мере того, как партнеры обсуждают свои отношения, они начинают чувствовать себя более безопасно в отношениях и могут рискнуть исследовать свою сексуальность. Постепенно сокращается тревога в связи с отвержением и непониманием. Изменение надежности и принятия друг друга включает признание чувств как любви, так и ненависти в отношениях, что открывает возможность почувствовать желание и установить сексуальную связь.
Источник: Clulow, C. & Boerma, M. (2009) Dynamics and disorders of sexual desire. In C. Clulow (Ed.) Sex. Attachment and Couple Psychotherapy. Psychoanalytic Perspectives.
Динамика и нарушения желания часто является фокусом психоаналитической психотерапии с парами. Терапевтический процесс подразумевает создание условий, в которых есть возможность начать размышлять о себе, о партнере, об отношениях. По мере того, как партнеры обсуждают свои отношения, они начинают чувствовать себя более безопасно в отношениях и могут рискнуть исследовать свою сексуальность. Постепенно сокращается тревога в связи с отвержением и непониманием. Изменение надежности и принятия друг друга включает признание чувств как любви, так и ненависти в отношениях, что открывает возможность почувствовать желание и установить сексуальную связь.
Источник: Clulow, C. & Boerma, M. (2009) Dynamics and disorders of sexual desire. In C. Clulow (Ed.) Sex. Attachment and Couple Psychotherapy. Psychoanalytic Perspectives.
