Марк Шагал, Розовые любовники, 1916
О счастье мы всегда лишь вспоминаем.
А счастье всюду. Может быть, оно —
Вот этот сад осенний за сараем
И чистый воздух, льющийся в окно.
В бездонном небе легким белым краем
Встает, сияет облако. Давно
Слежу за ним… Мы мало видим, знаем,
А счастье только знающим дано.
Окно открыто. Пискнула и села
На подоконник птичка. И от книг
Усталый взгляд я отвожу на миг.
День вечереет, небо опустело.
Гул молотилки слышен на гумне…
Я вижу, слышу, счастлив. Все во мне.
И. Бунин, Вечер, 1909
В славянских языках “счастье” первоначально означало “благую долю”, “хороший удел” или “совместное участие”. Когда в семье рождался ребёнок, по обычаю предков, в дом приглашали гостей, пекли хлеб и делили его на части. Новорождённому тоже доставалась своя доля или часть. Глубинное значение счастья как своей, хорошей доли содержит поговорка: “всякому свое счастье, в чужое счастье не заедешь”. С ней сопряжено понимание непредсказуемости счастья: “счастье, что трястье: на кого захочет, на того и нападет”. В современном русском языке основное значение счастья (Ожегов) - “чувство и состояние полного и высшего удовлетворения”, жизнь без горя, смут и тревоги. Многие исследователи раскладывают его на составляющие. Например, можно встретить “с – часть – е”, где “с” – соединение (единство), “часть” – элемент чего или кого-либо, “е” — множественность существования. В итоге, быть счастливым означает быть частью чего-то или кого-то целого, например, когда он един со своей семьей, со своим Родом, Землей и т.д.
Каковы же истоки чувства счастья? Рассмотрим с психоаналитической позиции.
Упоминание о счастье нередко влечёт за собой прямую отсылку к детству. Счастье – это то, что уже было с нами. Счастье – реализация инфантильного (детского) желания (З. Фрейд).
Многие люди сходятся во мнении об иллюзорной основе счастья. Однако, для одних счастье представляет собой возможный и желательный путь, для других - это жалкая, бессмысленная или возмутительная претензия. Ведь из-за превратностей индивидуального развития детские желания имеют разные судьбы.
Выражение “состояние души” хорошо подходит для описания счастья. Это переживание относится одновременно как к сфере сознательного, так и бессознательного (к самым глубинным желаниям).
Счастье может переживаться в моментах или быть более продолжительным.
А счастье всюду. Может быть, оно —
Вот этот сад осенний за сараем
И чистый воздух, льющийся в окно.
В бездонном небе легким белым краем
Встает, сияет облако. Давно
Слежу за ним… Мы мало видим, знаем,
А счастье только знающим дано.
Окно открыто. Пискнула и села
На подоконник птичка. И от книг
Усталый взгляд я отвожу на миг.
День вечереет, небо опустело.
Гул молотилки слышен на гумне…
Я вижу, слышу, счастлив. Все во мне.
И. Бунин, Вечер, 1909
В славянских языках “счастье” первоначально означало “благую долю”, “хороший удел” или “совместное участие”. Когда в семье рождался ребёнок, по обычаю предков, в дом приглашали гостей, пекли хлеб и делили его на части. Новорождённому тоже доставалась своя доля или часть. Глубинное значение счастья как своей, хорошей доли содержит поговорка: “всякому свое счастье, в чужое счастье не заедешь”. С ней сопряжено понимание непредсказуемости счастья: “счастье, что трястье: на кого захочет, на того и нападет”. В современном русском языке основное значение счастья (Ожегов) - “чувство и состояние полного и высшего удовлетворения”, жизнь без горя, смут и тревоги. Многие исследователи раскладывают его на составляющие. Например, можно встретить “с – часть – е”, где “с” – соединение (единство), “часть” – элемент чего или кого-либо, “е” — множественность существования. В итоге, быть счастливым означает быть частью чего-то или кого-то целого, например, когда он един со своей семьей, со своим Родом, Землей и т.д.
Каковы же истоки чувства счастья? Рассмотрим с психоаналитической позиции.
Упоминание о счастье нередко влечёт за собой прямую отсылку к детству. Счастье – это то, что уже было с нами. Счастье – реализация инфантильного (детского) желания (З. Фрейд).
Многие люди сходятся во мнении об иллюзорной основе счастья. Однако, для одних счастье представляет собой возможный и желательный путь, для других - это жалкая, бессмысленная или возмутительная претензия. Ведь из-за превратностей индивидуального развития детские желания имеют разные судьбы.
Выражение “состояние души” хорошо подходит для описания счастья. Это переживание относится одновременно как к сфере сознательного, так и бессознательного (к самым глубинным желаниям).
Счастье может переживаться в моментах или быть более продолжительным.
И.К. Айвазовский, Афинский Акрополь, 1883
Моменты счастья нередко связаны с эстетическими переживаниями.
”Весной в Типаса обитают боги, и боги говорят на языке солнца и запаха полыни... Здесь мне нет дела до порядка и меры. Меня всецело захватывает необузданное своеволие природы и распутство моря... Одурманенный дикими запахами и дремотным жужжанием насекомых, я приемлю взором и сердцем невыносимое величие знойного неба... Я начинал дышать глубоко и ровно, я обретал душевную цельность и полноту” (А. Камю, Бракосочетание в Типаса).
Красота издаёт призывный клич, и, если поначалу он недостаточно хорошо услышан, он, по крайней мере, углубляет душевный порыв, чрезвычайно благоприятный для появления чего-то нового.
У Фрейда таким местом стал Рим. ”Вернувшись из Рима, я почувствовал, что во мне возрождается вкус к жизни, желание действовать, а жажда мученичества исчезает... К тому же мне хотелось вновь увидеть Рим...”.
В этом особенность феномена “счастье” – временное удовлетворение желания не влечет за собой насыщения. Это желание питается из неиссякаемого источника детства и поэтому остается всякий раз до конца невыполнимым, вечным.
К. Пара рассуждает о том, что многие называют счастье психическим оргазмом. Проводя параллель между телесным переживанием оргазма и тем, что происходит на психическом уровне, можно сказать, что это переживание имеет такой же недифференцируемый характер. Переживание оргазма является полнейшей разрядкой, когда совпадают все потребности со всеми желаниями (как телесные, так и психические). В этот момент не может быть мысли, так как мысль рождается там, где нет удовлетворения. Поэтому и описать оргазм невозможно. Можно лишь вспомнить, что происходило, когда переживалось некое возбуждение, радость.
Периоды счастья могут распространяться на более продолжительное время. Одной из основных характеристик этой формы, относительно устойчивой по сравнению с предыдущей, является тот факт, что она строится при помощи отношения с объектом, инвестированным особым образом. Человек пребывает в состоянии более или менее ярко выраженной зависимости от своего объекта. Объект имеет значение не только реального объекта, но он всегда служит одновременно и опорой для специфической проекции.
”Реальный человек должен представлять человека из мечты и даже составлять с ним единое целое. Отсюда и бесчисленные неясности, придающие такому бесхитростному делу как любовь завораживающую призрачность! Может быть, реальный человек становится полностью реальным только в любви? Может быть, только такой ценой он способен обрести целостность?”(Р. Музиль, Человек без свойств).
”Весной в Типаса обитают боги, и боги говорят на языке солнца и запаха полыни... Здесь мне нет дела до порядка и меры. Меня всецело захватывает необузданное своеволие природы и распутство моря... Одурманенный дикими запахами и дремотным жужжанием насекомых, я приемлю взором и сердцем невыносимое величие знойного неба... Я начинал дышать глубоко и ровно, я обретал душевную цельность и полноту” (А. Камю, Бракосочетание в Типаса).
Красота издаёт призывный клич, и, если поначалу он недостаточно хорошо услышан, он, по крайней мере, углубляет душевный порыв, чрезвычайно благоприятный для появления чего-то нового.
У Фрейда таким местом стал Рим. ”Вернувшись из Рима, я почувствовал, что во мне возрождается вкус к жизни, желание действовать, а жажда мученичества исчезает... К тому же мне хотелось вновь увидеть Рим...”.
В этом особенность феномена “счастье” – временное удовлетворение желания не влечет за собой насыщения. Это желание питается из неиссякаемого источника детства и поэтому остается всякий раз до конца невыполнимым, вечным.
К. Пара рассуждает о том, что многие называют счастье психическим оргазмом. Проводя параллель между телесным переживанием оргазма и тем, что происходит на психическом уровне, можно сказать, что это переживание имеет такой же недифференцируемый характер. Переживание оргазма является полнейшей разрядкой, когда совпадают все потребности со всеми желаниями (как телесные, так и психические). В этот момент не может быть мысли, так как мысль рождается там, где нет удовлетворения. Поэтому и описать оргазм невозможно. Можно лишь вспомнить, что происходило, когда переживалось некое возбуждение, радость.
Периоды счастья могут распространяться на более продолжительное время. Одной из основных характеристик этой формы, относительно устойчивой по сравнению с предыдущей, является тот факт, что она строится при помощи отношения с объектом, инвестированным особым образом. Человек пребывает в состоянии более или менее ярко выраженной зависимости от своего объекта. Объект имеет значение не только реального объекта, но он всегда служит одновременно и опорой для специфической проекции.
”Реальный человек должен представлять человека из мечты и даже составлять с ним единое целое. Отсюда и бесчисленные неясности, придающие такому бесхитростному делу как любовь завораживающую призрачность! Может быть, реальный человек становится полностью реальным только в любви? Может быть, только такой ценой он способен обрести целостность?”(Р. Музиль, Человек без свойств).
Франческо Айец, Поцелуй, 1859
Если пара “мать-ребёнок” представляет собой распространённый символ счастья, то есть и другой его образ, непосредственно связанный с первым – мужчина, засыпающий на груди своей возлюбленной. Это картина глубоко регрессивного состояния, наступающего после удовольствия в отношениях. Зависимое положение каждого из пары, полное доверие, слияние душ и тел аналогично тому, что происходит при контакте ребёнка с матерью в первые месяцы его жизни, когда мать, ощущаемая как всемогущая, источник добра, обеспечивает ему чувство полноты. Пережитое матерью состояние счастья оставляет в формирующейся психике ребёнка определённые следы - является основным источником будущей способности ребёнка (взрослого) быть счастливым.
”Как когда-то в предвкушении улыбки своей матери, теперь она просыпалась под верной ладонью своего любовника” (М. Сорг, L’Amant). ”...Присутствие... подобное любви, которая проглядывает за самой нежной улыбкой любимого человека...” (С. Вейль, О божественном присутствии).
Способность любить повышает самооценку. Крайне редко встречается счастливая любовь, которая не дублируется любовью к любви. К инвестированию объекта добавляются в таком случае осознание ценности этого инвестирования и удовлетворение, связанное с желанием объекта. Желание желания другого и его инвестирование представляют важнейшую движущую силу, поддерживающую в равновесии общение двоих: каждый может отдавать без меры и получать в ответ. Счастливая любовь охотнее приживается, когда каждый приносит другому то, что он упустил в нарциссическом смысле. “В любви каждый отдаёт то, чего у него нет” (Ж. Лакан). И каждый играет как роль родителя-защитника, так и роль защищаемого ребёнка. Любовь по-прежнему является тем средством, которое люди особенно часто используют для обретения счастья.
Вера в Бога также служит источником счастливых периодов для верующих людей. Содержания этих переживаний имеют различия, которые обусловлены особенностями религиозных концепций. Говоря о своих духовных переживаниях, люди также используют язык любви.
Поиски счастья изначально связаны с необходимостью избавиться от любого страдания. Каждый раз переживая дискомфорт, тревогу, боль, нами движет бессознательное желание вернуться к всемогущему объекту своего раннего детства, оберегающему, дающему безупречное спокойствие и удовлетворение, ощущения полноты. Благодаря нашим текущим объектам, которые позволяют их любить и испытывать состояние счастья, мы можем прочувствовать сейчас то, что было прожито в раннем детстве. Они помогают нам вновь обрести целостность.
”Как когда-то в предвкушении улыбки своей матери, теперь она просыпалась под верной ладонью своего любовника” (М. Сорг, L’Amant). ”...Присутствие... подобное любви, которая проглядывает за самой нежной улыбкой любимого человека...” (С. Вейль, О божественном присутствии).
Способность любить повышает самооценку. Крайне редко встречается счастливая любовь, которая не дублируется любовью к любви. К инвестированию объекта добавляются в таком случае осознание ценности этого инвестирования и удовлетворение, связанное с желанием объекта. Желание желания другого и его инвестирование представляют важнейшую движущую силу, поддерживающую в равновесии общение двоих: каждый может отдавать без меры и получать в ответ. Счастливая любовь охотнее приживается, когда каждый приносит другому то, что он упустил в нарциссическом смысле. “В любви каждый отдаёт то, чего у него нет” (Ж. Лакан). И каждый играет как роль родителя-защитника, так и роль защищаемого ребёнка. Любовь по-прежнему является тем средством, которое люди особенно часто используют для обретения счастья.
Вера в Бога также служит источником счастливых периодов для верующих людей. Содержания этих переживаний имеют различия, которые обусловлены особенностями религиозных концепций. Говоря о своих духовных переживаниях, люди также используют язык любви.
Поиски счастья изначально связаны с необходимостью избавиться от любого страдания. Каждый раз переживая дискомфорт, тревогу, боль, нами движет бессознательное желание вернуться к всемогущему объекту своего раннего детства, оберегающему, дающему безупречное спокойствие и удовлетворение, ощущения полноты. Благодаря нашим текущим объектам, которые позволяют их любить и испытывать состояние счастья, мы можем прочувствовать сейчас то, что было прожито в раннем детстве. Они помогают нам вновь обрести целостность.
Леонардо да Винчи, Мадонна Литта, 1490-1491
Счастье трудно описать, но оно оставляет неизгладимый след и изменяет наше отношение к ограниченности бытия.
Основной источник статьи Catherine Parat “Essai sur le Bonheur”
Основной источник статьи Catherine Parat “Essai sur le Bonheur”
